Каждое утро, сидя в самом углу бокового сидения метро, она искала глазами особенных людей, придумывала им необыкновенные истории жизни и будущего, представляла, как можно их изменить. Ей доставляло особенное удовольствие наблюдать за детьми. Вечно улыбающиеся маленькие взрослые. Она находила крайне забавным расписывать их судьбы.
Сама она не представляла для общества никакой причины для того, чтобы о ней думать. Лишь единицы останавливали свой взгляд на ней, однако, когда такое случалось, взгляд еще долго ловил ее в вагоне метро или в толпе прохожих, а потеряв ее, из головы у людей еще долго не уходил ее образ. Это вовсе не удивительно. При всей совей обыкновенности, в ней было то, чего не было в других – любовь к жизни. Ее глаза всегда сверкали, с лица никогда не сползала улыбка, сама она была не очень-то аккуратная. Длинные блондинистые волосы, распущенные и не уложенные, лежали очень естественно, она была одета странно, но со вкусом: темно-синяя свободная юбка по колено, уютный безразмерный свитер с оленями,  бесформенная шапка и довольно увесистые синие ботинки, на которых был развязан один шнурок, пестрый рюкзак на плече и из раза в раз разная книга, но все, как одна, о любви. В ее неопрятности был какой-то особенный вкус. Она была не слишком внимательна к таким мелочам не из-за лени, а только из-за того, что считала истинной красотой то, ради чего не стоит стоять у зеркала часами, хотя порой она и сама это делает, она все равно выглядит немного распущено. Еще одна ее странность – ее лицо. Довольно мягкое, с большими, выразительными глазами, пухлыми губами и большими щечками, она любила оставлять его без макияжа и лишь иногда красила из ряда вон яркую помаду и подкрашивала тушью ресницы. Дело было не в том, что она не умела обращаться с косметикой, не в том, что у нее ее не было, даже не в том, что ей не хватало на это времени, просто она по-особенному видела красоту.